Да и выпить бы не мешало.
Но он помнил правила, и до поры сдерживался...
Наконец, Гусиков вспомнил про него и, кометой Галлея пробегая мимо, шепнул:
— Иди вон туда, видишь, куда официанты ходят, там стол для обслуживающего персонала, там и перекусишь...
Вообще, было во всем этом что-то этакое, крайне унизительное.
Вот тут же в зале для гостей он видел десятки знакомых лиц, половине из которых при иных обстоятельствах бы и руки не подал, а вот нате! Нельзя ему, Никите Захаржевскому, с ними с одного фуршетного стола и тарталеточку взять! Потому как он сегодня всего лишь тапер...
На столе в буфетной стояли блюда с закусками, и Никита соорудил себе невиданной толщины бутерброд из трех слоев ветчины с жирком, перемеженных листьями зеленого салата и парой ломтей мягкого швейцарского сыра. Налил себе полстакана водки... Хорошая, ливизовская, «Пятизвездочная»... Из ящика, стоящего рядом, достал бутылочку «хайнекена»... И не желая разделять компании с официантами, как бы подчеркивая свой особый статус творческой интеллигенции, встал в дверном проеме... Вроде как и не гость, но в тоже время и не обслуга...
А рядышком стояли три изрядно поддатых дворянина. Один в военно-морском мундире, два других в штатском. С ними еще стояла одна дама, по видимости иностранка...
— Ах, бросьте вы, Гай-Грачевский, — говорил первый изрядно поддатый дворянин, тому, что был в военно-морском мундире, — лучше солгите нам что-нибудь из ваших приключений, у вас это, ей-богу, здорово выходит, гораздо лучше, чем династические рассуждения...
— Да! Вот помню служил я третьим военно-морским атташе в Восточном Бильбао... И почил в бозе тогда их король. Ну, сами понимаете, во дворце траур, все посольства с соболезнованиями... В дипкорпусе разговоры разные — поговаривают, что если к власти придет малолетний Абу-Хазис Восьмой, то тогда всех нас отзовут, потому как за этим Абу-Хазисом стоят силы реакционной оппозиции... Ну и... Мы, помню, напились все в дрезину...
Никита дожевал свой бутерброд, допил пиво и, вернувшись к столику в буфетной, налил себе еще сто пятьдесят «Дипломату»...
Когда он вернулся в свой дверной проем, господа дворяне уже переключились на другую тему.
— Гогу этого Гогенцоллерна в цари? — хорохорился военный моряк. — Да этой Леониде Георгиновне хрена лысого, а не трона российского, не бывать этому никогда!
— Э-э-э, батенька, — похлопывая своего визави по полковничьему погону, приговаривал изрядно подвыпивший дворянчик, — вы не в курсе, Собчак уже договорился с Леонидой о помолвке Ксюши с Гогой, и более того, Гошу Гогенцоллерна нашего в Нахимовское училище уже заочно записали, чтоб как английский пры-нец сперва в военно-морских силах послужил, так-то!
— Гогу в Нахимовское!? — захлебнулся от гнева дворянчик в морском кителе. — Да мы его там в гальюнах сгноим, будет салага старшим ребятам фланельку детским мылом стирать после отбоя!
— Не-е-е, господа, Гогу Гогенцоллерна с Леонидой Георгиевной никто не позволит, это господа, отработанный материал, — вмешался второй поддатый в штатском, — мы в Москве так полагаем, что надо доверить тонкое дело выдвижения новой фамилии — нашей церкви...
— Не церкви, а учредительному собранию от всех сословий, — перебил его третий в штатском.
— Какому еще учредительному собранию, да от каких еще там сословий, вы в своем уме? — ответил третьему второй. — Учредительное собрание ваше какую-нибудь хрень придумает, вроде Горбачева или Ельцина...
— Не только! — перебил второго первый, — есть и здравые мысли, вроде дочерей или внучек маршала Жукова...
— И это вы называете здравыми мыслями? — скорчил лицо второй. — Можно довериться только Патриарху и Православной церкви, только в Свято-Даниловом могут решить...
— И решат — Никитку Михалкова! — бодро вставил морской полковник.
— А что? Никита Сергеевич из очень достойной фамилии, между прочим, — вставил первый в штатском. — Помните, как в шестьсот пятнадцатом бояре Мишу Романова тоже сперва с сомнением выдвигали?
— Во-первых, уже не помню, а во-вторых, правильно сомневались, потому как Николай Второй Романов все наше великое дело своим идиотским и совершенно незаконным отречением коту под хвост пустил, — отпарировал второй...
— А чем вам Никита Сергеевич не нравится? — продолжал настаивать первый.
— А Никита Сергеевич ваш — он просто жлоб и быдло, вот почему, — ответил первому второй.
— Это как же так жлоб?
— А так вот, потому что истинные его роли, где он истинно воплотился, это хамло-проводник Андрей в «Вокзале для двоих» и проститут Паратов в этом кино по Островскому... ну, мохнатый шмель на душистый хмель...
— Сами вы батенька, жлоб, — сказал первый, вперившись во второго совершенно пьяными глазами.
— Я жлоб? — переспросил второй. — Да ты со своим Гогенцоллерном, вы оба свиньи, и иди целуйся со своей поросячьей мамой Леонидой!
Второй для убедительности толкнул первого в грудки.
— Я свинья? Да ты сам свинья! — ответил первый, неожиданно въехав второму в ухо...
Подвыпивших дворян бросились растаскивать.
Разделенные на две группы, удерживающими их от боевого соприкосновения товарищами, первый и второй продолжали орать:
— Да ты сам свинья!
— Да я тебя замочу, свинью!
— Да я тебя сам!
Никита понял, что его место за роялем и почти бегом бросился к своему «Блюттнеру».
Размахнувшись растопыренными пятернями, он могучим ФОРТЕ грянул «Боже царя храни». В зале вдруг стихло...
— Боже царя храни
Сильный державный
Царствуй на славу... -